ОСНОВЫ ФИЛОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА ТЕКСТА В СТАРШИХ КЛАССАХ: СПОСОБЫ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ В РАССКАЗЕ И.А. БУНИНА «СОЛНЕЧНЫЙ УДАР»

Воробцов Георгий Александрович
заместитель директора по МР
МАОУ-СОШ № 4, г. Армавир

Художественный текст (ХТ) представляет собой форму, в которой находят отражение специфические черты авторского мировоззрения, эстетические идеалы – то, что организует произведение речетворчества и позволяет говорить о нём как о единстве авторских смыслов. Языковые средства репрезентации авторских смыслов и эмотивные доминанты строго специфичны и детерминированы психофизиологическими особенностями языковой личности, спецификой картины мира автора. Языковая личность представляет собой «срединное звено между языковым сознанием – коллективным и индивидуальным активным отражением опыта, зафиксированного в языковой семантике, с одной стороны, и речевым поведением – осознанной и неосознанной системой коммуникативных поступков, раскрывающих характер и образ жизни человека, с другой стороны» [Карасик 2004: 84]. В свою очередь, содержание авторских смыслов соотносится с «целостным фрагментом картины мира, поэтому её описанию более всего соответствует текстовое воплощение…» [Четверикова 2007: 54].

Видится интересным изучение авторских смыслов, позволяющее представить образ языковой личности, т.к. создание ХТ и его восприятие – взаимонаправленные когнитивные процессы: воспринимающий текст воссоздаёт эмотивную и смысловую структуры произведения, опираясь на «авторские следы» – личностные авторские смыслы, объективированные в тексте разноуровневыми языковыми единицами, но прежде всего – лексическими. Интерпретируя авторские смыслы совокупности текстов того или иного писателя, можно получить представление о картине мира автора и о тех индивидуальных личностно-смысловых связях, которые выражают себя в особых ассоциациях, «направление которых характеризует достаточно тонкие аспекты авторского сознания» [Четверикова 2007: 124]. Форма психологического изображения героев в рассматриваемом нами произведении – изображение «изнутри», т.е. путем художественного познания внутреннего мира действующих лиц, выражаемого через внутреннюю речь. В этом случае исследуются языковые единицы, маркирующие специфические черты характера, поведения персонажа. Повествование ведется от 3-го лица, и это даёт возможность автору детально описать внутренние процессы, объяснить причинно-следственную связь между впечатлениями, мыслями, переживаниями. Исследование языковых единиц в условиях их функционирования позволяет выявить и описать роль индивида в процессе коммуникации, осуществляемой на основе индивидуального и социального опыта, коммуникативного творчества. Анализ семантических и эмоциональных составляющих ХТ даёт богатый материал для понимания природы ХТ, ярко характеризует авторскую индивидуальность и позволяет глубже проникнуть в идейно-художественное содержание произведения.

Языковая личность (ЯЛ) – это человек, который постигает мир, познаёт, перерабатывает, хранит и передаёт информацию и определяет своё бытие культурными ценностями. ЯЛ способна проявляться в процессе речемыслительной деятельности, опираясь на понимание базовых концептов языковой картины мира и на национальную специфику стереотипов поведения, поэтому ЯЛ можно реконструировать, используя формы её языковой представленности в пространстве ХТ. При восприятии ХТ читатель вступает в диалог с автором (рассказчиком, персонажем). В результате такого взаимодействия читателем воссоздаются имплицитные моменты художественной реальности, прогнозируется образ мыслей героев. Многие параметры текста выражены лишь имплицитно, как, например, подтекст, и требуют интерпретации адресатом.

Являясь неотъемлемым компонентом духовной культуры, любовь, при всей своей универсальности, имеет определённую специфику запечатлённых в русском языке ассоциаций, образов, связанных с ней и воплощённых в произведениях речетворчества в соответствии с авторским мировидением, основу которого, безусловно, составляет национальный менталитет. Любовь можно рассматривать как русскую культурную доминанту, обладающую лингвистической и культурологической ценностью. Для русского менталитета характерно трепетное отношение к любви, ибо любовь мыслится как дар свыше. Именно с нею связаны зачастую представления русского человека об успешности жизни, о счастье.

Цель статьи – на примере концептуального анализа рассказа И. А. Бунина «Солнечный удар» показать, как писатель, пересекая в эмотивно-смысловом поле текста концепты «природное» и «человеческое», раскрывает мир психологических переживаний героя, молодого поручика. Отметим, что концепты «природное» и «человеческое» представляют собой сложные, иерархические ментально-аффективные образования, с помощью которых возможно показать значимые для говорящего моменты человеческого бытия, ибо через устойчивые ассоциативно-смысловые комплексы, маркирующие «природное», можно понять «человеческое», «психологическое», те смыслы, которые «вложены» автором в текст.

Позицию заглавия рассказа занимает словосочетание «солнечный удар», что актуализирует высокий когнитивный (информационно-смысловой) потенциал этой синтаксической конструкции. Лексема «солнечный» в русском языке имеет в основном положительную коннотацию и ассоциируется с такими понятиями, как «свет», «тепло», «радость» и т.д. Да и само солнце – «даритель света и жизни» [Словарь символов и знаков 2006: 188]. Номинация «удар», наоборот, эксплицирует семы с отрицательной коннотацией: «сильный, резкий толчок» [Ожегов 1961:812], что-то тёмное, страшное. Т.о., в названии произведения столкнулись полярные сущности. Более того, «солнечный удар» – это и временное помрачение сознания, когда человек как бы «выпадает» из действительности, когда у него темнеет в глазах и наступает «затмение» сознания, даже смерть. В природе номинация «затмение» – «временное затемнение небесного тела (когда оно закрыто другим или попадает в тень другого тела)» [Ожегов 1961: 218]. Как видим, изначально «природное» и «человеческое» актуализируются Буниным как явления взаимосвязанные.

Случайная встреча на палубе волжского парохода, так много обещавшая, обернулась для героев «солнечным ударом»: «На меня точно затмение нашло… Или, вернее, мы оба получили что-то вроде солнечного удара»; «В самом деле, точно какой-то солнечный удар», – произносит про себя поручик, оставшись один.

Рассказ пронизан атмосферой нестерпимо жгущего солнца. Контекстуально лексема «солнечный» входит в синонимический ряд со словами «жаркий», «душный», «раскалённый», обнаруживая с ними семантическую общность, прежде всего, по эмотивной составляющей – «плохо»: «горячо освещённая столовая», «вошли в большой, но страшно душный, горячо накалённый за день солнцем номер», «маленький жаркий и запущенный садик»; герой сидит возле открытого окна, в которое «несло жаром». Когда поручик был счастлив, то он видел радость даже в этом зное, но, когда полностью осознал потерю, для него всё оказалось залитым «жарким, пламенным и радостным, но здесь как будто бесцельным солнцем».

Т.о., лексемы «солнце», «солнечный» в начале рассказа маркируют концепт «любовь» через такой его признак, как «внезапное сильное чувство». Это чувство, как солнце, озарило двух, по-видимому, самых обычных людей, в жизни которых ничего подобного не было. В этом случае номинации «солнце» и «счастье» акцентируют силу любви, бросившей героев друг к другу. Солнце было всюду: и в маленькой руке женщины, пахнувшей загаром, и в её прелестной улыбке, и в холстинковом платье. Сердце поручика «блаженно и страшно замерло». Показалось, что можно всё изменить, «реку жизни» повернуть в другую сторону. Глагольная форма «сойдём» вустах поручика – маркер не только обоюдного желания героев покинуть пароход, но и убежать от скучной, серой действительности, репрезентантами которой выступают в рассказе такие синтаксические конструкции, как: запылённая извозчичья пролётка; тускло освещённая пристань; редкие кривые фонари; уездный город.

Частотна в рассказе лексема«душно», этимологически родственная с лексемами «дух», «душа», «воздух», «дышать». Когнитивная структура «задохнулись в поцелуе» проявляется на фоне такого фрейма, как душный номер. Т.о., у читателя уже формируется ощущение кратковременного счастья, обречённого на гибель. «Задохнуться» – начать дышать с трудом. Именно сема «трудность», сопряжённая с семой «боль», станет структуроформирующей в семиотическом поле текста: трудно расстаться, трудно вспомнить, трудно найти. Т.о, происходит движение текстового смысла из области «природного» в сферу «человеческого»: «солнце-жар-духота-трудность-боль». Лексемы «воспоминания», «слёзы», «ненужность» объективируют эмотивную доминанту «печаль», «боль», эти слова – репрезентанты изменившейся жизни героя после отъезда незнакомки…

Следует отметить, что и лексемы запаха как маркеры концепта «природное» также участвуют в описании психологического состояния персонажей. Запах, будучи категорией психофизиологической, способствует возникновению у человека определённых ассоциативных связей, что служит средством акцентуации доминантных смыслов текста. Так, в начале рассказа состояния влюблённости и счастья героев маркированы синтаксическими конструкциями с одоративной лексикой, объективирующей положительные эмоции: рука пахла загаром (пахнуть – издавать приятный запах), запахи ночного города. Ав конце рассказа ситуация другая: запах сена, дёгтя.

Незнакомка уехала. В номере – запах её английского одеколона. Запах из «природного» переходит в ипостась «человеческого»: он маркирует образ незнакомки: Ещё пахло её хорошим английским одеколоном. Запах рождает воспоминание и какую-то тревогу, слёзы, даже ужас: он никогда не увидит её. Перцептивный модус запаха маркирует в рассказе и концепт «память» через предикат «помнить»: Он ещё помнил <…> запах её загара и холстинкового платья. Мир для героя изменился: в него вторглось бытовое, привычное: навоз среди телег, миски, горшки, церковное пение (почему-то громкое и весёлое). Наличие в словах общей семы «шум» актуализирует диссонанс, разрушение гармонии посредством ввода деминутива «городишко», синтаксических конструкций «бабы зазывали, брали горшки в руки и стучали, звенели в них пальцами, мужики оглушали его, кричали…». Без незнакомки мир стал другим: улицы пусты; нестерпимый свет; пыль; серое от загара лицо; зной нагретых крыш; светоносный, но совершенно теперь опустевший мир; красновато желтело солнце.

Следует обратить внимание и на то, как передаётся внутреннее состояние героя во взаимосвязи с «природным», «солнечным»: погоны и пуговицы нажгло, лицо пылало, околыш картуза мокрый от пота. Т.е., понятие «жар» выходит на первый план. И антиподом жары выступает «холод», некое "обезболивающее", позволяющее «остыть», «успокоиться»: …он с наслаждением вошёл в … прохладную столовую, <…>, заказал ботвинью со льдом. Так эксплицируется Буниным амбивалентность событий и ощущений героя: возвышенное и земное; водка, малосольные огурцы, укроп (согласно аспекту маркирования авторских смыслов, эти запахи обладают отрицательной коннотацией) – и память сердца.

Мотив памяти в рассказе манифестирован через ощущения боли, отчаяния, вызванные возвращением героя к обычному ходу жизни: «не спеша», «лежал», «глядел», «катятся» (слёзы) – состояние героя, вынужденного вернуться в действительность. Это возвращение маркировано предикатами: встал, умылся, пил, возвратился, было странно, затворил, опустил. Предикаты совершенного вида объективируют тему обречённости, подводят к выводу: Как дико всё будничное, обычное.

Говоря о топосе, необходимо отметить реку. Номинация «Волга» полифункциональна, объективирует семантические поля «ВСТРЕЧА», «ПАМЯТЬ», «ЛЮБОВЬ», пересекающиеся в пространстве ХТ. Волга становится символом любви и разлуки. Номинация «река» полисемантична и полифункциональна: «она [река. – Г.В.] …олицетворяет необратимое течение времени, имеющее своим следствием забвение, утрату…» [Словарь символов и знаков 2006: 167]. Образ реки маркирует жизненный путь, изменяющийся, непредсказуемый. В одну и ту же реку не войти дважды, и вряд ли суждено ещё встретиться поручику и незнакомке. И в этом случае параллели «природного» с «человеческим» очевидны и здесь. Изменение погоды – аллегория, манифестирующая смену душевных состояний героя.

Колоративы в тексте Бунина также способны актуализировать доминантные смыслы, эмоции. Цвета напрямую соотносятся с состоянием внутреннего мира героев, служат для раскрытия индивидуально-авторского взгляда на мир. Колоративная лексика, являясь коннотативным маркером, способствует экспликации эмотивно-смысловых доминант, мыслительных структур авторского сознания. Если говорить о синтаксических конструкциях, объективирующих модус «зрение», то можно выделить:

а) номинации (Впереди была темнота и огни) (темнота-отсутствие солнца, света); б) имя прилаг. + имя сущ. (Лицо поручика, «серое от загара, с белёсыми выгоревшими от солнца усами и голубоватой белизной глаз», «разноцветные огоньки», «синяя летняя ночь»). Цвета «природные»: жёлтый (песок), красно-жёлтый (солнце), синий (Волга) – цвета жизнеутверждающие. Синий, например, является цветом познания, опыта жизни, символом тайны и мечты. Образ незнакомки, однако, через цвет практически не представлен: загар и песок – вот всё, что включено в колоративную составляющую образа. Это позволяет сохранить ощущение таинственности.

Представляется интересным проанализировать размышления героев о случившемся, составить ряд контекстуально близких конструкций. Незнакомка так отзывается о встрече: «сумасшествие», «затмение», «солнечный удар». В речи поручика – другое: «странное приключение», «дорожное приключение», «случайная, мимолётная встреча», «в самом деле, солнечный удар», «забавное знакомство», «внезапная, неожиданная любовь», «слишком большое счастье». Поручик воспринимает встречу не как мимолётную интригу, а как событие, перевернувшее его жизнь. Кольцевая композиция (в начале и финале рассказа действие происходит на палубе) маркирует возвращение героя к прежней жизни, манифестируя его душевную опустошённость: Поручик сидел под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет.

Что же будет следующим днём? Возвращение героя на круги своя. Причём, как правило, коннотации уже положительные, примиряющие поручика с жизнью: «мягкий стук в причал», «лёгкое головокружение от зыбкости», «шум воды», «необыкновенно хорошо и приветливо», «пароход освещён и пахнет кухней». «Природное» и «человеческое» вновь пересекаются: синтаксическая конструкция «тёмная летняя заря потухла» актуализирует состояние души: утихает буря в сердце, жизнь входит в привычное русло; «сумрачно...плыли назад огни» -яркие воспоминания среди обыденного.

Таким образом, языковые единицы, интерпретирующие концепты «природное» и «человеческое», выступают у Бунина средствами «запрограммированной» актуализации у читателя совершенно определённых эмоциональных состояний и смысловых контекстов, проявляя в тексте функциональную однородность, предопределённую функциональным единством сознания и цельностью авторского замысла.

Список литературы

1. Бунин И.А. Повести и рассказы/ Вступ. Статья О.Михайлова. – М.: Современник, 1984. – С. 405 – 410.

2. Бутакова Л.О. Авторское сознание как базовая категория текста: когнитивный аспект: Автореф. дис. … д-ра филол. наук. – Барнаул, 2001. – 40 с.

3. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. – М.: Гнозис, 2004. – 390 с.

4. Ожегов С.И. Словарь русского языка. – М., 1961.

5. Словарь символов и знаков / Авт.-сост. В.В. Адамчик. – М.: АСТ; Мн.: Харвест, 2006. – 240 с.

6. Четверикова О.В. Художественный текст как форма презентации авторских смыслов: Монография. – Армавир: РИЦ АГПУ, 2007. – 212 с.